Музыка сфер.
Небо расчерчено ровными параллельными полосами, по которым бегут редкие облака.
Господь явно взялся за сочинение новой симфонии.
Господь явно взялся за сочинение новой симфонии.
2007-01-15
Музыка сфер.
Небо расчерчено ровными параллельными полосами, по которым бегут редкие облака.
Господь явно взялся за сочинение новой симфонии.
Господь явно взялся за сочинение новой симфонии.
О развешивании белья.
Есть у Стивена Кинга такой неплохой во всех отношениях роман "Долорес Клейборн". Можно даже сказать -- отличный роман.
Но речь не о нём.
Речь об одной его сцене, вот этой. Героиня делится впечатлением о процессе вывешивания постельного белья зимой.
"Когда несешь корзинку с бельем и выходишь на улицу, от простынь валит пар, верхние простыни такие теплые, что ты даже подумаешь (если никогда не делала этого прежде): "О, все на так уж и плохо". Но к тому времени, когда ты повесишь первую простыню, да еще на шесть прищепок, парок исчезает. Простыни все еще влажные, но теперь они уже холодные, очень. И пальцы у тебя тоже мокрые и тоже холодные. Но ты вешаешь следующую простыню, и следующую, пальцы у тебя краснеют, деревенеют, их движение замедляется, плечи начинают болеть, а рот, в котором зажаты прищепки, чтобы освободить руки, которым нужно хорошо развесить эти проклятые простыни, начинает сводить судорога, но самое ужасное - это, конечно, пальцы. Если бы они просто онемели, все было бы по-другому. Ты почти желаешь этого. Но пальцы сначала краснеют и, если простынь достаточно много, то становятся бледно-лилового цвета, как лепестки таинственной лилии. К окончанию всей процедуры руки в полном смысле этого слова превращаются в клешни". И дальнейшие ужасы про то, как болят руки, когда отогреваются, как к концу зимы покрывается трещинами кожа и прочем.
Да, так вот.
Никогда я не могла понять (а роман я прочитала лет 15 назад), почему надо было тащиться на улицу со всеми простынями сразу. Почему нельзя было повесить пару -- вернуться в дом за следующими, опять выйти и повесить следующую пару? И, главное, на хрена было повторять этот мазохистский "подвиг" из раза в раз, из года в год? Неужто первого раза не хватило?
И получался у меня такой философский вывод: во всех наших проблемах виновато только и исключительно наше же нежелание немного подумать прежде, чем сделать какую-нибудь свеженькую глупость. На чём вся литература ужасов -- да и вообще литература, если вдуматься, -- и построена.
И ещё один философский выход получился. Мужчины, как правило, всё же паршиво разбираются в хозяйственных вопросах. Шесть прищепок держать во рту, надо же!
Но речь не о нём.
Речь об одной его сцене, вот этой. Героиня делится впечатлением о процессе вывешивания постельного белья зимой.
"Когда несешь корзинку с бельем и выходишь на улицу, от простынь валит пар, верхние простыни такие теплые, что ты даже подумаешь (если никогда не делала этого прежде): "О, все на так уж и плохо". Но к тому времени, когда ты повесишь первую простыню, да еще на шесть прищепок, парок исчезает. Простыни все еще влажные, но теперь они уже холодные, очень. И пальцы у тебя тоже мокрые и тоже холодные. Но ты вешаешь следующую простыню, и следующую, пальцы у тебя краснеют, деревенеют, их движение замедляется, плечи начинают болеть, а рот, в котором зажаты прищепки, чтобы освободить руки, которым нужно хорошо развесить эти проклятые простыни, начинает сводить судорога, но самое ужасное - это, конечно, пальцы. Если бы они просто онемели, все было бы по-другому. Ты почти желаешь этого. Но пальцы сначала краснеют и, если простынь достаточно много, то становятся бледно-лилового цвета, как лепестки таинственной лилии. К окончанию всей процедуры руки в полном смысле этого слова превращаются в клешни". И дальнейшие ужасы про то, как болят руки, когда отогреваются, как к концу зимы покрывается трещинами кожа и прочем.
Да, так вот.
Никогда я не могла понять (а роман я прочитала лет 15 назад), почему надо было тащиться на улицу со всеми простынями сразу. Почему нельзя было повесить пару -- вернуться в дом за следующими, опять выйти и повесить следующую пару? И, главное, на хрена было повторять этот мазохистский "подвиг" из раза в раз, из года в год? Неужто первого раза не хватило?
И получался у меня такой философский вывод: во всех наших проблемах виновато только и исключительно наше же нежелание немного подумать прежде, чем сделать какую-нибудь свеженькую глупость. На чём вся литература ужасов -- да и вообще литература, если вдуматься, -- и построена.
И ещё один философский выход получился. Мужчины, как правило, всё же паршиво разбираются в хозяйственных вопросах. Шесть прищепок держать во рту, надо же!
О развешивании белья.
Есть у Стивена Кинга такой неплохой во всех отношениях роман "Долорес Клейборн". Можно даже сказать -- отличный роман.
Но речь не о нём.
Речь об одной его сцене, вот этой. Героиня делится впечатлением о процессе вывешивания постельного белья зимой.
"Когда несешь корзинку с бельем и выходишь на улицу, от простынь валит пар, верхние простыни такие теплые, что ты даже подумаешь (если никогда не делала этого прежде): "О, все на так уж и плохо". Но к тому времени, когда ты повесишь первую простыню, да еще на шесть прищепок, парок исчезает. Простыни все еще влажные, но теперь они уже холодные, очень. И пальцы у тебя тоже мокрые и тоже холодные. Но ты вешаешь следующую простыню, и следующую, пальцы у тебя краснеют, деревенеют, их движение замедляется, плечи начинают болеть, а рот, в котором зажаты прищепки, чтобы освободить руки, которым нужно хорошо развесить эти проклятые простыни, начинает сводить судорога, но самое ужасное - это, конечно, пальцы. Если бы они просто онемели, все было бы по-другому. Ты почти желаешь этого. Но пальцы сначала краснеют и, если простынь достаточно много, то становятся бледно-лилового цвета, как лепестки таинственной лилии. К окончанию всей процедуры руки в полном смысле этого слова превращаются в клешни". И дальнейшие ужасы про то, как болят руки, когда отогреваются, как к концу зимы покрывается трещинами кожа и прочем.
Да, так вот.
Никогда я не могла понять (а роман я прочитала лет 15 назад), почему надо было тащиться на улицу со всеми простынями сразу. Почему нельзя было повесить пару -- вернуться в дом за следующими, опять выйти и повесить следующую пару? И, главное, на хрена было повторять этот мазохистский "подвиг" из раза в раз, из года в год? Неужто первого раза не хватило?
И получался у меня такой философский вывод: во всех наших проблемах виновато только и исключительно наше же нежелание немного подумать прежде, чем сделать какую-нибудь свеженькую глупость. На чём вся литература ужасов -- да и вообще литература, если вдуматься, -- и построена.
И ещё один философский выход получился. Мужчины, как правило, всё же паршиво разбираются в хозяйственных вопросах. Шесть прищепок держать во рту, надо же!
Но речь не о нём.
Речь об одной его сцене, вот этой. Героиня делится впечатлением о процессе вывешивания постельного белья зимой.
"Когда несешь корзинку с бельем и выходишь на улицу, от простынь валит пар, верхние простыни такие теплые, что ты даже подумаешь (если никогда не делала этого прежде): "О, все на так уж и плохо". Но к тому времени, когда ты повесишь первую простыню, да еще на шесть прищепок, парок исчезает. Простыни все еще влажные, но теперь они уже холодные, очень. И пальцы у тебя тоже мокрые и тоже холодные. Но ты вешаешь следующую простыню, и следующую, пальцы у тебя краснеют, деревенеют, их движение замедляется, плечи начинают болеть, а рот, в котором зажаты прищепки, чтобы освободить руки, которым нужно хорошо развесить эти проклятые простыни, начинает сводить судорога, но самое ужасное - это, конечно, пальцы. Если бы они просто онемели, все было бы по-другому. Ты почти желаешь этого. Но пальцы сначала краснеют и, если простынь достаточно много, то становятся бледно-лилового цвета, как лепестки таинственной лилии. К окончанию всей процедуры руки в полном смысле этого слова превращаются в клешни". И дальнейшие ужасы про то, как болят руки, когда отогреваются, как к концу зимы покрывается трещинами кожа и прочем.
Да, так вот.
Никогда я не могла понять (а роман я прочитала лет 15 назад), почему надо было тащиться на улицу со всеми простынями сразу. Почему нельзя было повесить пару -- вернуться в дом за следующими, опять выйти и повесить следующую пару? И, главное, на хрена было повторять этот мазохистский "подвиг" из раза в раз, из года в год? Неужто первого раза не хватило?
И получался у меня такой философский вывод: во всех наших проблемах виновато только и исключительно наше же нежелание немного подумать прежде, чем сделать какую-нибудь свеженькую глупость. На чём вся литература ужасов -- да и вообще литература, если вдуматься, -- и построена.
И ещё один философский выход получился. Мужчины, как правило, всё же паршиво разбираются в хозяйственных вопросах. Шесть прищепок держать во рту, надо же!