Давно хотела написать, и вот, наконец, повод.

Есть вещи, которые меня всегда и безусловно восхищают. К ним относятся великолепие мира, в котором мы живём, живучесть и изобретательность человеческого рода, проявления гениальности в отдельных, ничем не примечательных личностях.
К явлениям этого же порядка я безусловно отношу и жителей Израиля (сказала бы "евреев", но там не только их есть), тех самых, которые вопреки всему безобразию, происходящему на их земле, живут и радуются жизни. Каждое утро они отправляют своих детей в школы, не зная, увидят ли их вечером. Каждый день они выходят из дома, садятся в автобусы, ходят по магазинам, кафе и кинотеатрам, не зная, забредёт ли в этот же автобус-кафе-магазин-кинотеатр ублюдок, обвешанный взрывчаткой. Они хоронят родных, друзей, соседей, просто знакомых и незнакомых -- и продолжают жить. Я бы сразу, не раздумывая, собрала бы своих близких -- и бежала бы быстро и максимально далеко. А они -- живут. Любят, женятся, рожают и растят детей, умирают от старости и болезней. Я всматриваюсь в их лица и удивляюсь и восхищаюсь ими. Я смотрю на мальчиков и девочек с автоматами, и моё сердце сжимается от боли и уважения. И если эти люди ЧТО-ТО празднуют, они имеют на это право, то самое право, которое отвоёвано лежащими в их земле детьми, взрослыми и стариками, убитыми вчера, право, за которое они и сами могут и готовы умереть завтра.
Dixi.

Давно хотела написать, и вот, наконец, повод.

Есть вещи, которые меня всегда и безусловно восхищают. К ним относятся великолепие мира, в котором мы живём, живучесть и изобретательность человеческого рода, проявления гениальности в отдельных, ничем не примечательных личностях.
К явлениям этого же порядка я безусловно отношу и жителей Израиля (сказала бы "евреев", но там не только их есть), тех самых, которые вопреки всему безобразию, происходящему на их земле, живут и радуются жизни. Каждое утро они отправляют своих детей в школы, не зная, увидят ли их вечером. Каждый день они выходят из дома, садятся в автобусы, ходят по магазинам, кафе и кинотеатрам, не зная, забредёт ли в этот же автобус-кафе-магазин-кинотеатр ублюдок, обвешанный взрывчаткой. Они хоронят родных, друзей, соседей, просто знакомых и незнакомых -- и продолжают жить. Я бы сразу, не раздумывая, собрала бы своих близких -- и бежала бы быстро и максимально далеко. А они -- живут. Любят, женятся, рожают и растят детей, умирают от старости и болезней. Я всматриваюсь в их лица и удивляюсь и восхищаюсь ими. Я смотрю на мальчиков и девочек с автоматами, и моё сердце сжимается от боли и уважения. И если эти люди ЧТО-ТО празднуют, они имеют на это право, то самое право, которое отвоёвано лежащими в их земле детьми, взрослыми и стариками, убитыми вчера, право, за которое они и сами могут и готовы умереть завтра.
Dixi.