Танцевать. Где угодно. Что угодно. Под что угодно. Человек, который видит музыку в движениях классического балета, который умирает без движения, тело которого просит танца утром раньше, чем пить и есть, живет без. Драма? Нет, повседневность. Рана? Бесспорно, и очень болезненная.
Когда-то, прочитав книгу об ABT и Барышникове, я рассплакалась. В самом неожиданном месте текста. В том, где говорилось о разбитых ступнях, о вывернутых суставах, о выбитых позвонках, о разорванных связках и сломаных костях. На мгновение я ощутила боль тела балерины - и заплакала, когда эта боль прошла. Я была готова обменяться.
И ни о сцене речь. Ни о свете рампы, ни о цветах, ни о поклонниках. Речь о танце, который живет в теле и умирает в нем. О том, как видишь мир. О том, чего хочешь сделать.
"Мне хотелось бы танцевать. Мне хотелось танцевать в Бенаресе или перед руинами храма Пестума на закате. Мне хотелось танцевать в полдень перед великим египетским Сфинксом. Во всех этих местах не к чему быть умным или образованным. Тело жаждет проявить себя, тело, которое нелегко приемлет смерть цивилизаций." -- Морис Бежар
Когда-то, прочитав книгу об ABT и Барышникове, я рассплакалась. В самом неожиданном месте текста. В том, где говорилось о разбитых ступнях, о вывернутых суставах, о выбитых позвонках, о разорванных связках и сломаных костях. На мгновение я ощутила боль тела балерины - и заплакала, когда эта боль прошла. Я была готова обменяться.
И ни о сцене речь. Ни о свете рампы, ни о цветах, ни о поклонниках. Речь о танце, который живет в теле и умирает в нем. О том, как видишь мир. О том, чего хочешь сделать.
"Мне хотелось бы танцевать. Мне хотелось танцевать в Бенаресе или перед руинами храма Пестума на закате. Мне хотелось танцевать в полдень перед великим египетским Сфинксом. Во всех этих местах не к чему быть умным или образованным. Тело жаждет проявить себя, тело, которое нелегко приемлет смерть цивилизаций." -- Морис Бежар